Гурий Никитин — «художник Божией милостью»

Про Гурия Никитина говорят «художник Божией милостью». Что же это означает? Традиционно большинство иконников XVII века происходило из потомственных семей иконописцев. Гурий Никитин (сын) Кинешемцев родился в семье, не связанной с иконописью. Отец его – Никита Григорьев сын Кинешемец – «прожитком добре худ». Брат Гурия – Лука – ремеслом «сапожный кропач». У кого Гурий Никитин учился живописи – неизвестно, но можно предполагать, что его талант проявился с молодых лет. Первые серьезные опыты фресковой живописи Гурий Никитин приобрел, видимо, в Москве, работая в составе костромской артели в таких храмах, как церковь Троицы в Никитниках (1653) и Архангельский собор в Московском Кремле (1659, 1660). Работами в Архангельском соборе руководил известный царский изограф (иконописец) Симон Ушаков. К росписям были привлечены более ста мастеров из Москвы, Костромы, Ярославля, Новгорода, Калуги. Из них четыре жалованных иконописца (мастера, работающие при дворе царя или патриарха и получающие постоянное жалованье), шесть кормовых иконописцев первой статьи, 23 иконника средней статьи и 59 – меньшей. Кормовой иконописец нанимался на время выполнения заказа и получал «корм», т.е. вознаграждение. В ходе работ Гурий Никитин получил разряд кормового иконописца первой статьи, что позволило ему возглавить самостоятельную артель мастеров. В отличие от многих костромичей, вызванных в 1660 г. на роспись Архангельского собора, Гурий Никитин не остался в Москве, а продолжал жить в Костроме, периодически приезжая по вызовам в Москву. Благодаря упорному труду, природной любознательности, творческому поиску талант мастера достиг должного признания. Москва, Переславль-Залесский, Кострома, Ярославль, Романов-Борисоглебск (современный Тутаев), Ростов, Суздаль – такова география работ костромичей под руководством Гурия Никитина. Следует сказать, что среди иконописцев XVII в. существовало негласное разделение на мастеров стенного письма и собственно иконописцев. Костромская школа живописи XVII в. выдвинулась в искусстве настенных росписей. Гурий Никитин был в числе немногих костромских мастеров, способных к «образному мелкому доброму письму». В письме икон он получил не меньшее признание, чем в стенописи. Это видно из той настойчивости, с какою его привлекали к наиболее ответственным работам. Его считали незаменимым знаменщиком.

 

 

Первое упоминание о Гурии Никитине мы находим в т.н. «Переписной книге» жителей Костромской губернии 1646 года. А как иконописец он впервые упоминается в 1659 году. В этом году в Москву срочно вызывали иногородних иконописцев для работы по росписи Архангельского собора Московского кремля. Вначале из «иконников» Костромы был прислан Емельян Пушкарев (Пушкарицын), который, однако, был вскоре отправлен обратно по болезни («ногами скорбен»). В Оружейной палате его расспросили, сколько в Костроме иконописцев, и в своей «сказке» от 10 сентября он назвал в числе других – «Гурка Микитин Кинешемцев». Однако есть все основания полагать, что Гурий Никитин уже принимал участие в работах по росписи церкви Троицы в Никитниках в Москве в 1653 году. А поскольку обычно иконописцы приобретали мастерство и навыки к самостоятельной работе примерно к двадцати пяти годам (тогда их и вызывали впервые в Москву), есть основания полагать, что художник родился в период 1620—1625 годов.

 

В самом сердце Москвы, в Никитниковом переулке, что в Китай-городе, возвышается удивительный храм — церковь Троицы Живоначальной, известная также как церковь Грузинской иконы Божией Матери. Этот архитектурный памятник XVII века стал настоящим эталоном московского церковного зодчества и оказал огромное влияние на развитие храмового строительства вплоть до эпохи Петра I.

История храма началась в 1626 году, когда пожар уничтожил деревянную церковь святого Никиты. На её месте богатейший ярославский купец, «государев гость» Григорий Леонтьевич Никитников решил возвести новый каменный храм. Строительство продолжалось до 1651 года, и его итогом стал уникальный образец московского узорочья, чьи декоративные элементы — пятиглавие с пирамидой кокошников, шатровое крыльцо, богато украшенные наличники — стали образцом для последующих построек.

В создании храма приняли участие лучшие мастера своего времени. Роспись храма стала работой выдающихся иконописцев Оружейной палаты — Симона Ушакова, Иосифа Владимирова, Якова Казанца и совсем молодого Гурия Никитина. Их творчество определило развитие церковной живописи на десятилетия вперёд.

Храм стал не просто приходским, но и семейным для рода Никитниковых. В южном приделе святого Никиты, служившем усыпальницей, можно увидеть редкий для того времени портрет купеческой семьи среди церковных росписей.

Несмотря на все перипетии XX века, храм сохранил свой первозданный облик. После длительного периода музейного использования в 1990-х годах богослужения были возобновлены.

 

Между 1646 и 1659 годами в письменных источниках о Гурии Никитине никаких сведений не обнаружено. Но он, несомненно, участвовал в работах костромских иконописцев в этот период, ибо иначе не смог бы получить в 1660 году аттестацию иконописца первой статьи. А в 1662 году Гурий Никитин, в возрасте тридцати с лишним лет, уже возглавляет артель иконописцев, работавшую над росписью Троицкого собора Данилова монастыря в Переславле-Залесском. С этого момента за право заполучить Гурия Никитина «с товарищами» для выполнения иконописных работ борются царь и патриарх, митрополиты, архимандриты и посадские люди.

В 1664 году Гурий Никитин оказывается владельцем четырех лавок. Ни одна из них им не куплена, все они были ему «отказаны» как наследнику: «владеет по сказке» после кончины своих родственников. Заметим, что лавки для сбыта своей продукции имели в то время многие иконописцы.

 

 

Вообще, вопрос о социальном положении иконописцев в 60-х годах XVII века не раз являлся предметом обсуждения, что нашло отражение в официальных документах. Труд «иконников», как их тогда называли, признавался почетным, но не столько за искусство как таковое, а скорее за «почесть воображения святых икон», и этим он приравнивался к труду духовных писателей. Отдельные художники из числа придворных иконописцев – Симон Ушаков, Иван Безмин, Иван Салтанов, Дорофей Ермолаев – даже были удостоены дворянских званий, но таких были единицы. В основной же массе иконописцы находились на положении холопов: при отправке в Москву «на государево дело» с них брались «поручные записи», их сопровождал вооруженный конвой, а если поручиться было некому, везли в оковах. За недоброкачественную работу иконников били плетьми.

Как староста, или старшина костромских иконописцев, Гурий Никитин имел вполне определенные привилегии и почет, но это налагало и большую личную ответственность. В одном из царских указов костромскому воеводе В. С. Корсакову о срочном написании икон костромскими иконописцами говорится: «А то б еси иконописцу Гурку Микитину сказал, буде он то дело учнет строить не с прилежанием или неумеющих иконописцев к тому делу, льготя себе, допустит и напишет те иконы средним мастерством; то все, что на дело изойдет, доправят на нем, да ему ж быть в наказаньи». Самому же воеводе Корсакову за халатное отношение грозила опала. Документы, подобные приведенному выше, позволяют судить, что артели иконописцев второй половины XVII века представляли собой не что иное, как цеховую организацию художников в ее зачаточной форме.

В 1678 году мастер-иконописец Симон Ушаков «со товарищи» выдвинули несколько кандидатур на получение оклада умершего мастера Никиты Павловца. Выдвигали художников из числа тех иконописцев, которые «иконное письмо пишут самым добрым мастерством», и первым кандидатом в жалованные иконописцы назван был Гурий Никитин. В прошении о нем было сказано так: «Костромитин Гурей Никитин мастерством своим против Никиты Павловца стоит». В это время Гурий Никитин по царскому указу был временно взят в Посольский приказ, хотя в т.н. «жалованные иконописцы» его и не зачислили.

 

Творческий гений Симона Ушакова (1626–1686) пришёлся на переломный момент русской истории, когда древняя иконописная традиция встречалась с новыми веяниями. Уже в 22 года он стал царским иконописцем, а позже возглавил художественную мастерскую Оружейной палаты — главный художественный центр России того времени.

Главные работы мастера включают икону «Богоматерь Владимирская» (1652), «Древо Государства Московского» (1663), Икону «Спас Вседержитель», многочисленные образы Спаса Нерукотворного и др.

Храмовые росписи Ушакова и его артели украсили многие московские церкви. Особенно значимым стало участие в оформлении храмы Троицы в Никитниках и церкви Григория Неокесарийского на Полянке, где мастер среди прочего создал образ Богоматери Киккской.

Новаторство художника проявилось в стремлении к живоподобию — передаче подлинного облика святых. Он не просто копировал древние образцы, а искал новые пути в иконописи, сочетая традиции с современными тенденциями.

Ушаковская школа стала поворотным пунктом в истории русской иконописи. Его творчество положило начало переходу от традиционной иконописи к светской живописи. Мастер создал целую школу иконописцев, чьи работы определили развитие русского искусства на десятилетия вперёд.

Историческое значение Ушакова заключается в том, что он стал последним великим мастером традиционной иконописи и одновременно первым художником новой эпохи. Его работы знаменуют собой конец одной эпохи и начало другой, демонстрируя уникальный синтез древнерусского искусства и новых художественных идей.

 

Гурий Никитин никогда не был женат и детей не имел. Об этом сообщает современник Гурия, один из авторов «Повести о построении Николо-Пенской и Федоровской церквей». Описывая обстоятельства написания иконы «Федоровская Богоматерь» иконописцем Гурием Никитиным, он говорит о художнике: «Яко муж благочестив и бояйся Бога, жительствуяй в девстве даже до кончины своей». Из «Сметных книг» Костромы 1670 и 1674 годов известно, что Гурий в это время проживал вместе с братом Лукой.

Девственность и безбрачие – что кроется за этим решением, определившим всю жизнь художника? Может быть, обет безбрачия им был дан в годы морового поветрия, которое стало тяжелым потрясением для переживших его? Путь подвижничества в искусстве мог быть избран художником из-за всех трудностей, стоявших перед юношей из необеспеченной семьи неиконописца при овладении искусством на том высоком уровне, которым отмечено все последующее творчество Гурия Никитина. Еще Стоглавый собор рекомендует: «Подобает живописцу быти смиренну, кротку, благоговейну, не празднословцу... наипаче же хранить чистоту душевную и телесную со всяцем опасением». Заповедь эта размножалась многими списками иконописных подлинников.

И все же девство в миру – черта биографии художника весьма индивидуальная, но противоречивая по существу: что же мешало художнику принять постриг? В моровое поветрие, например, постригся иконописец Оксен Андреев Зажарский. Случай с Гурием Никитиным – одна из загадок его жизни и творчества, и нет уверенности, что она будет разрешена.

 

 

В роду Гурия Никитина упоминаются четыре схимника – двое мужчин и две женщины. По-видимому, приняла схиму мать Гурия, Соломонида, возможно, пережившая сына: в поминальной записи рода Никитиных после имени отца Никиты («Никифора») следует запись Матроны, а потом приписка: «Марья. Гурий, схим. Елена». Схимница Елена, вероятно, и есть мать Гурия. До смерти Гурия нет записи с именем Соломониды, а кого, кроме матери, могли записать после бездетного и не имевшего жены Гурия? Впрочем, в синодике Троицкого собора Ипатьевского монастыря называется инокиня Елена, но еще нет Гурия.

При скудости биографических сведений о Гурии Никитине можно догадываться, что художник был многим обязан матери. В молодые годы простая русская женщина немало должна была сделать для развития нравственного мира одаренного сына – известно, что талант требует заботливого внимания. Посвятивший жизнь искусству Гурий Никитин, благодаря матери имел дом и семью, заботу и любовь близкого человека. Образ женщины-матери в искусстве мастера занимает особенное место, в чем отразилась, как представляется, одна из важных черт его личной биографии.

Случайная запись сообщает год смерти иконописца – в Ландратской книге 1709 года краткая заметка подводит жизненную черту художника: «Двор пуст иконописца Гурья Никитина, он умре во 1691 году, был бездетен». Спустя 18 лет после его смерти костромичи еще помнили год кончины своего знаменитого земляка.

 

 

Крестовоздвиженский собор в Тутаеве — выдающийся памятник древнерусского зодчества, чья история началась в XIII веке. Нынешний каменный храм был построен в середине XVII века на средства горожан и царского пожертвования.

Особую ценность собору придают его уникальные фрески, созданные в два этапа. Первая роспись паперти была выполнена в начале 1650-х годов артелью костромских мастеров под руководством Василия Ильина при участии молодого Гурия Никитина.

Главная роспись собора создана в 1676 году артелью уже под руководством Гурия Никитина, в которую входили как костромские, так и ярославские мастера. Фрески отличаются монументальностью и лаконизмом форм, а их композиции выстроены в горизонтальные пояса, охватывающие всё пространство храма.

Художественные особенности росписей впечатляют разнообразием сюжетов. На южной стене развернут масштабный цикл Страстей Господних, отличающийся особой экспрессией. Северная стена посвящена истории Креста Господня. Западная стена украшена грандиозной композицией «Апокалипсис».

Творческий почерк Гурия Никитина ярко проявляется в динамичных сценах и выразительных образах. Особенно примечательны композиции «Союзом любве связуеми апостоли» и сцены с фигурами святых. Художник мастерски передал сложность ракурсов и выразительность образов.

Фрески отличаются светлым колоритом, изяществом рисунка и тщательной проработкой деталей. Сегодня фрески собора, несмотря на утраты, остаются одним из важнейших памятников древнерусской стенописи, демонстрируя высочайший уровень мастерства русских иконописцев.

 

 

Как ни скупы биографические сведения о жизненном пути иконописца, они дают столь же типичный, сколько и индивидуальный портрет художника, представителя низших слоев посадского сословия. В роду Гурия не встречалось иконописцев, родословная ограничивается его дедом Григорием (схимник Гедеон?) и прадедом (схимник Никифор?). Если учесть, что большинство иконников XVII века происходило из потомственных семей иконописцев, можно предполагать, что Гурий Никитин с молодых лет обратил на себя внимание способностями к искусству живописи, это был действительно «художник Божьей милостью». Исключительно благодаря таланту и труду он занял достойное место в искусстве эпохи. Современники ценили в нем не только замечательного мастера-иконописца, – всей своей жизнью и деятельностью Гурий Никитин сумел завоевать высший авторитет, пользовался всеобщим уважением. И он остался верен взрастившей его среде.

Но наиболее ярко особенности творчества Гурия Никитина, его авторский почерк, его необыкновенный стиль, гармоничный и безукоризненный, проявились в росписях Троицкого собора Ипатьевского монастыря — жемчужины Поволжья, одного из самых выдающихся памятников русской храмовой архитектуры, настенной живописи. Гений Гурия Никитина до сих пор ощущается в храме, и входящего в Троицкий Собор сразу охватывает ощущение абсолютного покоя, абсолютной красоты. Именно в этой стенописи, по мнению многих исследователей, Гурий Никитин добился абсолютной стилистической чистоты, ясности. Это уже очень зрелая его работа, связанная с родной Костромой.

В каком историческом контексте был рожден этот необыкновенный памятник, какие исторические события тому предшествовали? XVII век в русском религиозном искусстве принято называть эпохой перемен. Но это касается не только искусства, это глобальная эпоха перемен. В конце XVI века прекращает свое существование династия Рюриковичей, начинается недолгое правление Годуновых, смутное время, начало XVII века, и, наконец, 1613 год и начало новой династии.

Работа Гурия Никитина в Троицком Соборе по времени немногим отстояла от этих довольно свежих событий, проходит около 70 лет. И все эти события — начало династии, войны, междоусобицы — не могли не повлиять на эволюцию русского религиозного искусства, и прежде всего архитектуру, живопись и графику. На патриарший престол вступает патриарх Никон. Начинается процесс по укреплению Русской Церкви, цель которого сделать её основой, опорой для всего православного мира, в очередной раз «поспорить» с греками об авторитете среди поместных Церквей, помочь им, как выражался патриарх Никон, избавиться от иноземного гнета.

 

 

Но греческая Церковь, как основная, византийская, истинная, всегда была для русской якорем. И патриарх Никон в своих реформах и нововведениях руководствовался исключительно благородными целями. В частности, он хотел устранить накопившиеся различия в богослужении между греческой и русской Церквями, реанимировать значение общехристианских и древлеправославных святынь. Но реформа Никона повлекла за собой совершенно катастрофические последствия и привела к расколу внутри русской Церкви, которая разделяется на «никониан» и «старообрядцев». Глубокая пропасть пролегла между ними. В придворных кругах русских художников, параллельно с деятельностью патриарха Никона, тоже происходит революционное изменение.

В 1640-е годы организовано новое ведомство, которое объединяло художников и оружейников, поэтому оно получает название Оружейная палата Московского Кремля. Во главе ее встает Симон Ушаков и руководит до 1686 года. Почему это важно? Потому что стенопись Троицкого собора — это 1684 год, и Гурий Никитин находится под непосредственным влиянием художественной традиции Симона Ушакова. А деятельность Симона была созвучной деятельности патриарха Никона. Хотя, конечно, манера письма Гурия Никитина в значительной степени отличается от манеры Ушакова. Стиль Гурия гораздо более мягок. У него нет контрастности, нет жесткой моделировки, а есть сглаженность, многослойность, которая создает мягкий плавный объем. У Симона Ушакова это все выглядит гораздо более рельефным. В письме появляется живоподобие: лики на иконах приобретают живость, стремятся к передаче человеческой формы лица, появляется округлость в этих ликах, объем передается с помощью светотени. Средневековая иконописная система максимально схематична, она работает по другим законам. Живоподобие — это шажок на пути к стремлению придать обликам святых, обликам ангелов, облику Господа человеческий, вполне осязаемый объем. Гурий Никитин работает в Костроме и создаёт стенопись Троицкого собора в 1684 году. Он жил до событий раскола. Представьте, какой революционный переворот происходит! Просто эпохально меняется все! Гурий Никитин — мастер, который сформировался в Костромской художественной традиции середины XVII века, т.е. в 80-е годы это уже мастер зрелый; Троицкий собор — его предпоследний крупный храмовый комплекс, где он удивительным образом сохранил цельность. Художник будто вне потрясений. Хотя, конечно, это был человек очень много ездивший Москву и выполнявший самые ответственные заказы по царскому приказу. Но это спокойствие, гармония, величие стенописей, активное использование консервативной иконографии выделяют Троицкий собор как памятник, который сделан с абсолютным спокойствием ума. Будучи современником самых серьезных исторических перемен, в Троицком соборе Гурий Никитин являет удивительную мощь богословского содержания и его художественного воплощения.

Для Костромы Гурий Никитин — абсолютный гений места. Он определил вектор развития костромской иконы вплоть до середины XVIII века. Известно также, что значительное место в его творчестве занимал образ Феодоровской иконы Пресвятой Богородицы. В 1650-е годы он выполняет список с древней чудотворной иконы для церкви Святых Богоотец Иоакима и Анны. Храм находился в Костроме и до наших дней, к сожалению, не сохранился. В 1669 году он создаёт список с Феодоровской иконы по заказу ярославца, «посадского человека Ивана Плешкова». Также Гурию Никитину приписывается Феодоровская икона со сказанием 1680-х годов.

 

 

Однако, говоря о Гурии Никитине, нельзя не упомянуть имя еще одного человека, с которым мастер никогда не терял творческую и, возможно, дружескую связь. Это Сила Савин. В 50-е годы XVII века Сила Савин писал стенопись вместе с Симоном Ушаковым и другими царскими иконописцами на Патриаршем дворе. Светлана Сергеевна Каткова, один из самых известных искусствоведов Костромы, полагала, что Сила Савин являлся вторым знаменщиком в артели Гурия Никитина. То есть это был совершенно незаурядный мастер, неоднократно работавший в Москве и бывший в составе Оружейной палаты.

 

Н.Г. Комашко пишет: «Думается, что в своеобразие стенописной артели Гурия Никитина внёс вклад и Сила Савин, с которым у знаменитого мастера был постоянный творческий союз. Сила Савин осел в Москве, работая в Оружейной палате. Но Гурий Никитин не обходился без Силы Савина ни на одной росписи в храмах. И в перечислении мастеров он всегда шел вторым после Гурия Никитина. Хотя там работали и первостатейные художники. Объяснить это можно лишь особым даром орнаменталиста, или травщика, по терминологии 17-го века».

 

Орнаменты в декоре Троицкого собора, как и других стенописей, связанных с работой нашей костромской артели, занимают отдельное и очень важное место. Поражает воображение в храме изощрённая орнаментика одежд святых, архитектурных элементов, потрясающая разработка пейзажа. В Троицком Соборе как раз тот самый нижний, орнаментальный пояс, декорированный в виде турецкой гвоздики, придает храму абсолютную завершенность. Иногда бывает, что лицевые изображения идут практически до самого низа. Здесь же – орнамент на уровне роста молящегося. То есть на уровне наших глаз мы видим ковёр, абсолютно выверенный, идеальный по цвету, который дает нашему взору отдохновение и, вместе с тем, стилистически завершает огромный ковёр лицевых росписей четверика. Для созерцания божественной истории, которая разворачивается, начиная со сводов, нужно поднимать голову, а на уровне глаз мы видим турецкую гвоздику. Источниками для подобных орнаментов являлись ткани, которые в XVII веке использовались для богослужебных облачений, для декора престола. Т.е., те самые иранские ткани, турецкий бархат, итальянские камка и атлас потрясающей красоты.

Известно, что сам Гурий Никитин ходатайствовал перед руководителем Оружейной палаты о присвоении Силе Савину аттестации как мастера первой статьи. Это ходатайство было удовлетворено.

 

 

Свято-Троицкий собор Троице — Данилова монастыря в Переславле Залесском (60-е годы XVII в.), собор Успения Пресвятой Богородицы в Ростовском Кремле (1670-1671), собора Спаса Нерукотворного (или Верхоспасский) в московском Кремле (1676), церковь Илии Пророка в Ярославле (1680-1681). Вот шаги к тому апофеозу, что мы видим в Троицком соборе Ипатьевского монастыря. И не случайно именно в этом храме оставляет Гурий Никитин завещание в летописной ленте: «Во славу Святыя Троицы Отца и Сына и Святаго Духа всем же изографное воображение в духовное наслаждение в вечные веки аминь».

Наталья Александровна Добрияник

научный сотрудник Церковного

историко-археологического музея КЕ РПЦ